– Не понимаю, что вы сказали? – Дама перехватила блуждающий по ее острым маленьким грудям взгляд Хохлика и едва заметно понимающе улыбнулась.

– Хоп... – Хохлик зарделся, поспешно отвел глаза от манящих упругих холмиков, между которыми, словно украшение, разместился татуированный ЗНАК. Точно такой же, как и на впалой груди толкача. – Мажор со слухом у Коки, майна...

– Бис! – Хохлика пихнул под ребра затянутый в кожу локоть куратора. – Майна, толкач! Подруга кольца не мотает! Иначе говоря, мадемуазель... гы-гы-гы... ах, простите, мадам, на сленге, привычном для молодежи, обитающей в пределах Садового кольца, разговаривать не обучена. Фатима Рустемовна два дня как приехала в столицу. Она у нас командировочная... Знакомьтесь, Фатима Рустемовна, – это Хохлик, копытом его в лоб... Опаньки! Спасибо, Кока, мерси, лапуля.

Бармен осторожно установил перед лопоухим фужер с соломинкой, протянул даме бокал с соком.

– Благодарю. – Фатима Рустемовна изящно приняла оранжевый бокал, подарив бармену белозубую улыбку.

– Еще что-нибудь?

– Спасибо, лапуля, ничего не надо. Смотри телик.

– Что?

– Ти-ви смо-три!

– Да. – Кока послушно отвернулся к экрану телевизора, где играли в футбол, кажется, «Зенит» со «Спартаком» (и, кажется, «Зенит» выигрывал).

Бармен превратился в часть интерьера, в одушевленную мебель, а лопоухий продолжил:

– Фатима Рустемовна, вы учтите, наш Хохлик – мальчик, облитый дерьмом с ножек до головенки. С ним церемониться нет резону. Откажется вам помочь, я ему живо указ два дробь четыре организую!.. Мотаешь, Хохлик? Полная тебе майна, хоп? Подруга – особистка, хоп? Споешь, о чем она попросит, фальшиво, и обещаю иглу прям здесь и щас! Мотаешь, толкач? Или мне к...

– Не нужно! – перебила милиционера особистка. – Зачем же пугать юношу? Рациональнее объяснить внештатнику всю серьезность проблемы, и, я убеждена, он нам... мне поможет. Хохлик... Хохлик – это кличка, а на нормальном языке как вас зовут, юноша? Представьтесь, пожалуйста.

Хохлик вконец засмущался. Уставился на стопарик с водкой, пробурчал еле слышно:

– Паша я...

– Павел? – Фатима Рустемовна смочила красные губы оранжевым соком, лизнула помаду кончиком розового языка. – Красивое имя, очень мужественное. А как вас по отчеству?

– Павлович.

– Вот как?! Вы у нас, получается, Пал Палыч. Солидно, мне нравится. Послушайте, Пал Палыч, я пришла сюда попросить у вас помощи. Я – офицер особого отдела. Из провинции, о чем уже было сказано. Я, Пал Палыч, попала в неприятную ситуацию. В нашей губернии некоторое время тому назад зародились слухи о некоем Белом Кахуне, мне поручили разыскать персону, являющуюся источником этих слухов, но я обманула ожидания начальства. Я упустила фигуранта Кахуну. Я имею данные о том, что господин, прозванный молвой Белым Кахуной, благополучно пересек нашу губернию вместе с курьерами так называемого Крокодила и в настоящий момент находится в Москве. Если мне не повезет разыскать Белого в столице, я лишусь офицерского звания. Помогите мне, Пал Палыч, очень вас прошу.

Хохлик залпом выпил водку. Юн был Хохлик Пал Палыч, однако соображал – тетка ломает комедию. Не бей копытом! Похожих зрелых женщин Хохлик побаивался. Даже проституток старше себя стеснялся снимать. Эдипов комплекс мучил Хохлика давно, с тех пор как у него приключилась первая полюция. Матери он не помнил, а папик, копыто, как раз и превратился в скупердяя из-за таких вот спелых телок, чтоб им всем...

– Пал Палыч, о чем вы задумались? Вам известно что-либо о Белом Кахуне? Прошу вас, пожалуйста, помо...

– Майна! – Кожаное колено больно ударило Хохлика по ляжке. – Фатима Рустемовна, попейте соку, а я в темпе Пашке Хохлику кое-чего напомню. Мажор, принимай на ухо – сегодня ты, копыто козлиное, монаху Дюше пел песню про Кахуну. Меньше часа назад пел, помнишь?

– Откуда вы...

– Знаю! Мотай, Хохлик! Стряхни иней и туго мотай. Хоп? Раньше я тебя майновал? А? Ну, скажи честно – было когда, чтоб я, твои песни послушав, лишние вопросы задавал, а?

– Не... – вынужден был признать Хохлик. До нынешнего дня куратор ни разу не напрягал стукача. Понимал куратор, пережмешь внештатника, сломается, и без того житуха у агента – сплошные нервы.

– Хоп! – Обтянутая черной кожей рука обняла Хохлика за плечи. – Хоп, братишка! Кончилась старая песня! Операция «Бредень» в провинциях близится к завершению. Все лежки и берлоги курьеров на трассе еще месяц назад обложили и только с группой Белого облажались, хоп? А завтра в шесть ноль– ноль по московскому времени в Первопрестольной начнется операция «Сеть», и Белому по-любому капут, хоп?.. Одному тебе из всех внештатных про «Сеть» сообщаю, хоп? Завтра к вечеру всех крокодилов и монахов вместе с Аллигатором и Ксендзом майнуем под землю на метр. Надоели честным людям слезки, пора жить и радоваться, братишка! У тебя конкретно есть шанс проскочить сквозь сетку, мотаешь? Отсидишься в камере на Петровке, как... придумаем, как тебя оприходовать, а после извинимся, скажем – перепутали честного гражданина с опасным преступником, хоп? Повезло тебе, милый, отцу твоему мы, силачи, не хотим анкету поганить. Хоп? Но откровенно предупреждаю – откажешься сейчас Фатиме Рустемовне помочь, пеняй на себя! Махну ксивой, приглашу Коку-глухаря в понятые и по указу два-четыре...

– По указу полагается меня с товаром на кармане...

– А ты не перебивай старших-то, копыто вонючее! – Обнимавшая плечи рука сместилась к тонкой мальчишеской шее, из ладони куратора в нагрудный карман модной рубашки перекочевала белая трубочка сигареты, конечно же, со слезкой!

– Я... – У Хохлика закружилась голова, перехватило дыхание. – ...Я...я все, чего знаю...

– Скажешь! Куда ты денешься. А ручонки опусти! За кармашек рубашечки ручонками цепляться не нужно. Дорогая рубашонка, еще порвешь случайно, потом жалеть будешь.

– Я... я мало знаю. От Марика на ухо принял. Белый Кахуна у Соньки Таможни спит...

– Адрес!

– Я адреса Соньки не зна...

– Адрес Марика! Ну?!

– Не зна...

– Фамилию Марика знаешь?

– Нет, я...

– Кликуха у Марика какая? Ну?! – Рука обхватила шею, напряглась, куратор обнял агента крепко-крепко, у Хохлика аж в глазах потемнело. Цепляясь за кожаный рукав, пытаясь ослабить хватку мусора позорного, Хохлик вытянул шею и прохрипел из последних сил:

– Пушкарь! Марик на Пушке сливает толкачам слезки, под разводящим Лешкой Пряником ходит.

– Марк Пушкарь? Гы-ы! Знакомая личность, хоп!

Хватка ослабла. Хохлик, широко разинув рот, начал вздох, закончившийся стоном. Ряженный гомосексуалистом мент схватил внештатника за волосы на затылке и приложил лбом об алюминиевую стойку.

– Спокойствие, граждане! – Милиционер соскочил с высокого табурета, повернулся улыбающимся лицом к публике, встревоженной гулким звуком удара лобовой кости о металл. – Спокойно. Я из милиции. Произведено задержание опасного преступника. Через пять минут мы вместе с задержанным покинем заведение. Извините за шум, отдыхайте, продолжайте пить и закусывать, все хорошо, все нормально, все под контролем!

Речь перед посетителями заведения мент в кожанке сопроводил демонстрацией собственного служебного удостоверения в раскрытом виде. Говорил громко, почти орал, чтоб всем было слышно, чтоб переорать визгливого солиста группы «Дэ Зэ». И его все услышали. Все, кто был в баре, оцепенело замерли на своих местах, не решаясь лишний раз пошевелиться. Даже глухой бармен Кока все понял, когда отвернулся от телевизора и увидел красные корочки удостоверения.